Моцарт для воробья с оркестром
За окном моей комнаты, выходящей во двор, растут клёны. Их кроны достигают уже пятого этажа, скоро они закроют от меня солнышко. Зимой воробьиные стайки атакуют голые ветки, весело и наперебой рассказывая о чём-то друг другу, потом все дружно разлетаются по своим делам. Иногда их гомон стихает ненадолго – забавно, но это совпадает со звучанием классической музыки, когда форточка в комнате открыта; тогда я говорю своей десятилетней внучке, что воробьи слушают Моцарта. Частенько на дереве сидит один воробей — «мой знакомый отшельник», думаю я; иногда их двое – тогда я радуюсь: он с подругой.
Ранней весной, когда погода была довольно прохладная и почки на деревьях ещё не пробудились, я отпечатала окно, как обычно после зимы, открыла его настежь и приготовилась мыть. Поставила Моцарта, его симфонию №40 — я часто включаю во время домашней работы любимые записи: русские романсы, песни в исполнении Елены Камбуровой, или классическую музыку — Рахманинова, Шопена, Бетховена – в зависимости от настроения…
Окно открыто, музыка звучит, работа спорится. И вдруг я слышу, как в лёгкую, стремительную и искромётную мелодию финала симфонии вступает посторонний, «живой солист» (это может быть только он, мой знакомый воробей – отшельник): точно в конце основной темы, повторяющейся несколько раз, не нарушая темпа и красоты мелодии, не отставая и не забегая вперёд, явно за пределами своих птичьих голосовых возможностей и вообще – за всеми пределами мыслимой реальности — он поёт: «Чив-чив! Чив-чив! Чив-чив!» и замолкает… Тема повторяется – вновь солирует оркестру воробей, жутко волнуясь: сердечко у него сейчас выпрыгнет – я чувствую это; так повторяется несколько раз! Ах, Боже мой, прелесть какая! Стою, затаив дыхание: не чудится ли мне это!?
«Какой же это воробей? Это уже соловей!» — сказала Л.П.Аверина, писательница и астролог, когда я рассказала ей об этом.
Тамара Дмитриевна Струк
О картинах Николая Рериха
В феврале 2005 года, когда посетителей было совсем немного, довелось мне временно поработать смотрителем картинной галереи Новосибирского Художественного музея. Работа не сложная, однообразная и даже несколько тягостная: 8 часов подряд ходи и следи (правда, можно иногда и посидеть) чтобы посетители не портили экспонаты, не прикасались к картинам, не похитили — не приведи Господь — чего-нибудь…
В один такой обычный день, рассматривая портреты экспозиции новосибирских художников «Профиль и анфас», одна посетительница – интеллигентная женщина средних лет, далеко не дилетант в живописи (она — директор одной из детских художественных школ у нас в городе, а дочь её – известная художница, живёт в Санкт – Петербурге), стала критиковать выставленные портреты, говоря, что в них нет профессионализма, не соблюдены пропорции, мало света и прочее…
А я как раз и «состою» при этих картинах, как-то уже сроднилась с ними, и обидно мне стало. Говорю ей, что мне, человеку не очень сведущему в искусстве, глубоко безразлично, соблюдены в картинах или нет пропорции: мне – вот это нравится, а вот это – не нравится, и многим другим примерно так же.
Посетительница со мною, вроде, соглашается: «Правильно, так и оценивайте, сердцем; но в обеих столицах, например, считают, что в Новосибирске вообще не может быть настоящих художников: откуда же им взяться, если школы настоящей нет?!» Такая вот неспешная ведётся потихонечку (нельзя отвлекаться на разговоры с посетителями) между нами беседа — спор. И я задала ей вопрос: «А в залах Николая Константиновича Рериха Вы бывали? Что думаете Вы о Его картинах?»
Женщина сразу оживилась: «Да разве это живопись! Да он же вообще не художник, он юрист по образованию. Вы знаете о том, что в Санкт – Петербурге отовсюду изымаются его картины – убираются в запасники из музеев и выставочных залов, — известно Вам об этом?!» «Если это так, — говорю, — то Санкт — Петербург можно только пожалеть. А хотите, я «покажу» Вам картины Рериха?!» Она как будто ожидала этого: «Пожалуйста, я охотно посмотрю их вместе с Вами. Иногда бывает, что случайный человек вдруг, да что-то в тебе изменит – покажите».
Похоже, она почувствовала моё волнение.
Я передала ненадолго сменной сотруднице свой участок, и мы пошли, к залам Николая Константиновича. Входим – чувствую смятение, состояние, близкое к панике: вдруг не «увижу», вдруг ничего не смогу показать?! Я гляжу на картины, она – на меня: «Я вижу, как Вы любите Рериха, как он дорог Вам».
Останавливаю её рукой, чтобы дала мне чуточку осмотреться в тишине, почувствовать себя одной, наедине с картинами Николая Константиновича…
И со всех сторон, от всех картин — такой водопад энергии, такие токи любви и радости хлынули на меня! Вспомнила я все нужные слова: говорю, что профессиональный художник он, учился у самого Куинджи; что закончил блестяще Петербургскую художественную Академию, да и, к тому же, по желанию отца, получил ещё два высших образования: историческое и юридическое, а по призванию он – художник от Бога!
Подвожу её к «Сантане», говорю шёпотом: «Смотрите, вот Великий Владыка, всмотритесь!» Она смотрит, потом говорит тоже шепотом: «Вижу». Подвела её к другой картине: «Видите, за сеткою дождя – прекрасный женский лик, лик Елены Ивановны, его жены и вдохновительницы!» Она: «Вижу!». Подошли к «Урусвати»: «Смотрите!» — и здесь она — «увидела!»: «Спасибо Вам огромное, пойдёмте скорее обратно: боюсь, отругают Вас за то, что отлучились». А мне чего-то недостаёт: «Сейчас, только посмотрим ещё одну». Подошли к картине в самом уголочке – «Часовня»: «Смотрите, вот икона проглядывает – похоже, Казанская Божья Матерь, видите!?» Она вглядывается пристально и вдруг, к моей великой радости, возражает: «Да нет же, это «Оранта»: видите, руки воздела вверх!» И уже смотрим друг на друга потрясённо…
Потом возвращаемся назад, идём, быстро и, уже прощаясь, догадались, наконец, познакомиться…
Не раз вспоминала я с горечью слова этой художницы о том, что не жалуют в Санкт – Петербурге картины Рериха. И думается мне теперь, что не случайной была эта встреча, ведь это тоже «служение прекрасному»: возможно, мне удалось заронить зёрнышко Красоты в душу хотя бы одного человека?! Ведь женщина «увидела», прикоснулась к Прекрасной Тайне картин Николая Константиновича!
Может быть, тем, кто чувствует сердцем Красоту и Тайну картин, стоит непременно поделиться своими ощущениями с другими — с теми, кто пока их не воспринимает?!
Тамара Дмитриевна Струк
Автор о себе:
Пенсионерка, ветеран труда республиканского значения, 85 лет. По профессии инженер — строитель. В 1960 году закончила факультет промышленного и гражданского строительства (ПГС) Новосибирского института инженеров железнодорожного транспорта — НИИЖТ.
Много лет, и в настоящее время, нигде не работаю: здоровье — увы, заставляет желать лучшего! Мои увлечения в настоящее время — музыка, книги.
Просим отправлять Ваши оценки и комментарии по адресу
nskveteran@yandex.ru
или оставить комментарий на сайте.
Очень рада за Тамару Дмитриевну Струк, что природа наделила ее видеть и чувствовать прекрасное. Сама окружающая нас жизнь, порой составляет удивительные композиции, события, как будто специально для того, чтобы порадовать и удивить нас.И когда ты это видишь, то душа наполняется радостью и восторгом и ты мысленно восклицаешь » О, жизнь, как ты прекрасна!»Спасибо вам, Тамара Дмитриевна, что позволили порадоваться жизни!