Гордимся отцами

Спустя много лет, когда самой уже за 60 начинаешь осознавать, что именно  пришлось пройти нашим отцам на войне .Может быть сейчас еще острее, в период военной операции, когда с экрана телевизоров снова звучат названия тех населенных пунктов, где шли бои в  Великую Отечественную войну и которые сначала оставляли, а потом снова брали штурмом те молоденькие ребята, годов рождения 1920-1926…Это по годам они были совсем молодыми,  а с фотографий смотрят такие серьезные, значительные лица. Они прошли горнило большой войны, большие испытания. Выстояли, выжили, вырастили детей.

Какие они были? Одно могу сказать – настоящие. Ответственные, спокойные, понимали свое место на земле, свое предназначение.

Мой отец – Паршин Николай Григорьевич из Воронежской области. Воевал на Балтике, стрелок-радист штурмовой авиации. Служил почти 10 лет. Жил и работал сначала в г. Коркино Челябинской области, а потов г. Рудный Кустанайской области (сейчас Республика Казахстан).

Попробую рассказать то, что знаю о нем и его семье. Отец  родился в маленькой деревне Рожновка в Воронежской области в 1926 году. Ближайший город – Новохоперск. У старших Паршиных Григория Антоновича и Марии Ивановны было четверо детей: Мария, Николай, Петр и Раиса. Я приезжала с отцов и в Новохоперск и на Рожновку, поэтомц всех родственников знала в лицо. Тетя Мария  не работала, занималась детьми и вязала пуховые платки. Мне в то время  казалось, что весь Новохоперск только и делал, что вязал эти платки и торговал ими. Я была, конечно, маленькой, но мне и тогда была не понятна такая жизнь. Идешь по улице, возле каждого дома сидят на лавочке женщины, вяжут, разговаривают и лузгают семечки. И так каждый день… Мне это казалось странным и очень скучным. Сама-то привыкла, что родители «горят» на работе,  работа – всегда очень важная,  дома обсуждают планы,  предстоящие дела и события, происшествия, проблемы, бывает много людей, друзья и сослуживцы родителей. А тут о чем говорить?

До Рожновки, в гости к бабушке и дедушке, нас возили в телеге на лошадке. Детские воспоминания все солнечные, согретые любовью бабушки. Почему солнечные? А это просто, рыжими были мои бабушка и отец, причем светло-рыжими, солнечными, и волосы пушистые, стояли на голове нимбом, хотя бабушка собирала их в пучок и закалывала. Это мало помогало. А еще настроение такое было в семье. Никогда я не слышала, чтобы кричали друг на друга, выговаривали… все как-то мирно, с улыбкой. Бабушка вставала ни свет, ни заря и пекла хлеб. Сейчас понимаю, что это был серый хлеб, круглый, как сейчас украинский. Но тот был из русской печи, лежал на столе под полотенцем, ожидал, пока мы, внуки, встанем. Какой стоял запах в доме…, устоять было просто невозможно. Кусок хлеба с кружкой молока казался исключительным лакомством.

Как меня в Рожновке напугала баня по-черному! Я, городская девочка, обнаружила, что в бане темно(!), она ничем не освещалась, просто было маленькое окошечко в предбаннике и дым!!!! Печь топилась жарко, парили веником, воздух тяжелый и все затянуто дымкой. Все баньки стояли у оврага, внизу был ручей или маленькая речка, где набирали воду. Топили их обычно один раз в неделю, и мылась вся семья по очереди. Нас было от 3 до 5 внуков, из тех, кто гостил летом, так что народу набиралось достаточно. В Рожновке, но отдельно от дедушки и бабушки, жила семья младшей сестры отца – тети Раи. У нее было 2 сына, погодки, Миша и Паша. Значительно позже родился двоюродный брат Анатолий, я помню его еще в коляске. Мне было удивительно, что мы с сестрой уже большие, а у Паши и Миши – такой маленький братик! С братьями я обычно бегала по полям и рощам, лазила на деревья за шелковицей, собирала вишню и даже(!) пасла коз и овец, это было стадо со всей деревни, которое пасли по очереди. Вот когда очередь доходила до дедушки, он брал с собой всех внуков, и мы много ходили по полянам, оврагам, всем было интересно и хорошо вместе. Муж тети Раи — Иван Завьялов, всю жизнь работал пасечником. Мы ездили с отцом к нему на пасеку, где впервые я пробовала мед с соленым огурцом. Отец приучал меня не бояться животных и птиц. Он умел разговаривать с лошадьми, собаками, они сразу шли к нему, готовы были дружить. И всегда он был уверен  в себе и со всеми дружелюбен. Ему сразу доверяли и люди, и живность любая. Жил всегда в гармонии и нас учил радоваться каждому дню.

А с курами устраивал мне целое представление! Наверное, в детстве так развлекался с друзьями. Кружился вокруг себя, держа курицу за ноги, а потом складывал ее на травку. Бедный куренок сначала лежал «в отключке», а потом  шел к курятнику, шатаясь как пьяный. Возле деревни были большие бахчи с арбузами. Пробовали их совсем не так, как в городе, где арбуз мыли и резали на большом блюде. Отец ложился рядом с арбузами и слушал, нажимая их ладонью, если слышал характерный треск, значит созревший. Тогда арбуз били об колено, и он разламывался, как цветок, мякоть выгрызали оттуда с соком, который тек по щекам. Но это было так вкусно, так замечательно!

С Урала в Новохоперск мы с ним ехали всегда на поезде, и это  было большое и интересное путешествие. Отец покупал мне не станции всякие разности, за окном степи сменялись лесами, горами, новыми городами и маленькими станциями, отец рассказывал о своей работе, о  друзьях. Он никогда с нами не сюсюкал, говорил, как со взрослыми. И мы с сестрой привыкли приходить к нему со своими проблемами, будь это хоть задачка из учебника или ситуация во дворе, чтобы вместе разобраться. Он никогда не кричал, не давил, а разговаривал, приводил примеры из жизни, чтобы мы сами делали выводы. Поэтому отношения в семье всегда были дружескими, теплыми и доверительными.

В Рожновке отец прожил до 16 лет. А школу 8-летку он заканчивал в поселке Централь, поскольку в Рожновке школа была только начальная. В Централи он жил в семье попа и дружил с попенком. Вместо того, чтобы под влиянием этой семьи стать религиозным человеком, отец на всю жизнь проникся атеизмом и нас так воспитывал.

В 1941 году началась война, отец тогда уже начал работать трактористом в колхозе, а 1942 году его отправили в военное училище. Поскольку немцы наступали, чтобы спасти мальчишек из прифронтовой полосы, которых пока было рано призывать в армию, их осматривала мед. комиссия и годных по здоровью направляла на учебу в военные училища, отец прошел в авиационное, где учился на стрелка-радиста морской авиации. После окончания училища получил назначение на Балтийский флот.

То военное время он вспоминал всегда не как трагическое, а как яркое, насыщенное огромными возможностями для развития его, как личности. Само общежитие военных разных званий, опыта, умений, но настроенных на создание боевого здорового коллектива, где «один за всех и все за одного», где каждый старается научить новичка как работать, воевать и выживать в этих трудных условиях, давало совершенно новое единение на большое и важное дело. Больше всего его потрясло отношение старших к младшим, хоть по возрасту, хоть по званию, хоть по опыту военному и жизненному. Отношения выстраивались дружеские, надежные, доверительные. И остались они друзьями на всю жизнь,  были готовы помочь в любой ситуации, он  их очень ценил и доверял. И, вместе с тем, была  возможность увидеть мир. Ведь летали, передислоцировались, стояли в разных местах. Новое задание – это новое место, новые люди, новые условия. Отец побывал в прибалтийских республиках, на островах Балтийского моря, на Куршской косе.  После войны его еще долго не демобилизовывали, полк стоял в Германии, а летал по всей Европе. Так деревенский паренек, выживший в серьезных боях за Кенигсберг, успел посмотреть мир и совсем другую европейскую жизнь, совершенно несравнимую, с той деревенской, в какой он вырос.

Экипажи, слетавшись, становились единым целым. Отец всегда был очень благодарен своему летчику, который умело выполнял боевые задания. Боевая работа была сложной:  найти в суровом и огромном Балтийском море корабли,  уверенно подбить их, не попасть под обстрел с кораблей и добраться на аэродром базирования. Все это требовало большого летного мастерства и точности стрельбы. Экипаж всегда справлялся с поставленной задачей и, кроме того, их неоднократно подбитый самолет летчику  удавалось посадить на сушу, хотя бы рядом с водой, пусть даже сильно повредив машину. В одном из полетов отец был сильно ранен, особенно пострадала одна нога, кость которой в госпитале собирали из многих частей. Дело в том, что самолет был сильно подбит в бою, но  летчик все-таки дотянул до кромки воды и там совершил жесткую посадку, пусть члены экипажа и пострадали при посадке, и травмировались. Зато все выжили! Вода в Балтийском море холодная, все, кто прыгал из горящей или подбитой машины с парашютом, выдерживали в ней не больше 14 минут, потом погибали от переохлаждения. За этот полет в самом конце войны экипаж наградили внеочередным отпуском, правда ждать его пришлось до официального объявления Победы и, только подлечившись в госпитале, он смог поехать к родным в гости. Закалка военная помогала отцу потом по всей жизни. Но все эти люди, прошедшие войну отличались какой-то необычайной добротой и надежностью. Я помню отцовских однополчан, встречалась с ними в разных городах и в разных ситуация. Возможно, именно к детям они  так относились. Но даже мои подруги по школе помнят доброту и дружескую расположенность отца, хотя не так много с ним общались.

Понятно, что потери были и были они большие. Отец рассказывал, что практически состав эскадрилий менялся через каждые 3 месяца. Но это военное братство сплотило молодых людей в дружный боевой коллектив. Эту дружбу и теплые отношения они, выжившие, сохранили на всю жизнь. Неоднократно встречались после войны в Москве. Встречи организовывала обычно Лидия Шулайкина, единственная женщина-летчик  7-го гвардейского полка штурмовой авиации Балтийского флота. Там эти взрослые люди вспоминали свою боевую молодость, рассказывали о том, кем стали в мирное время и даже ездили в гости к тем, кто жил недалеко от Москвы. Знаю, что так отец ездил в Воронеж и на Нововоронежскую АЭС. После каждой такой встречи оставалось много фотографий, по которым хорошо видно, как эти люди дороги друг другу, как им хорошо вместе.

После демобилизации друзья по эскадрилье, не имея мирной специальности, искали вариант жизни и работы, причем сплоченной группой, пытались найти применение своим силам. Естественно, смотрели новые города, новые заводы, серьезные производства. Сначала были в Магнитогорске, а потом попали на Южный Урал. Здесь начали добывать уголь, был организован карьер, строился горняцкий поселок, в управлении карьера демобилизованных тепло приняли, дали жилье, работу, отправили на учебу.

Еще один фронтовой друг отца —  Иван Шмигирилов, после отъезда нашей семьи в Казахстан, остался жить в горняцком городе Коркино на Южном Урале. Они продолжали часто встречаться с отцом, он приезжал к нам в гости с женой, а мои родители ездили в Коркино, благо на машине это всего 6 часов езды, а границы, как таковой,  в то время между Казахстаном и Россией не существовало. Отец устроил сына Ивана Шмигирилова на работу в новом городе Качар в Кустанайской области, там постоянно шла разведка новых запасов железной руды. Как обычно, на новом месте были хорошие зарплаты, перспектива профессионального роста и можно было легко получить квартиру, что в советские времена было важной проблемой каждой семьи.

 Я помню, как донимала отца, почему он не пошел учиться в институт. Во времена моей ранней юности уже очень ценилось высшее образование. И он терпеливо объяснял мне, что у него была семья, и ему нужно было зарабатывать на жизнь. А, кроме того, он и так постоянно учился. Я помню, что когда сама училась в первом классе, то ходила с ним вместе на какие-то вечерние курсы. Я рисовала за партой, а молодые мужчины разбирали какие-то сложные схемы, скорее всего электрические по устройству электровозов. Он шутил, что мы оба ходим в первый класс. Экзамены по профилю работы отец сдавал периодически, видимо постоянно повышал квалификацию. И мама всегда с большим уважением отзывалась об отце, как специалисте высокого класса и человеке высоких моральных качеств, большой ответственности, правдивом и бескомпромиссном. Недаром он некоторое время возглавлял комиссию партийного контроля в управлении железнодорожного транспорта ССГОК (Соколовско-Сарбайский горно-обогатительный комбинат). Его неоднократно приглашали на встречи и беседы с молодыми машинистами электровозов, поскольку работа эта требовала большой сосредоточенности, внимания и великой ответственности. Этого сразу после училища не поймешь и не освоишь, важно знать и слышать примеры из рабочей практики. В комбинате учили людей постоянно. И, когда отец уже постарел, болел, ходил с палочкой, все равно никогда не отказывал бывшим коллегам, надевал костюм, галстук, неизменную шляпу, втискивал больные ноги в туфли и обязательно ехал на встречу с молодежью.

Знаю по рассказам мамы, что он очень хотел иметь сына. Дети, мы с сестрой, вообще были поздние, особенно по тем временам. Я родилась, когда маме было 28 лет. Она считала, что на это тоже повлияла война. Они оба с отцом после войны были просто доходягами, судя по фотографиям 47-48 годов. К тому же большого напряжения сил требовало вхождение в мирную жизнь. Мама работала и училась. Отец осваивал новую специальность, сложную и ответственную работу — машинист электровоза. Ездил за новой техникой на Дальний Восток, туда морем доставляли новые электровозы из США, которые дальше по железной дороге перегоняли на Урал. Оттуда для своих девочек он привозил соленую красную рыбу, прямо чемоданом. У меня остались очень теплые воспоминания о молодых родителях, хотя мама рассказывала, что шероховатости в их жизни были. На Урале начинали с барака. Несколько молодых семей размещались в бараке за занавесками, но жили весело, дружно. Пытались устроить жизнь, найти в ней свое место, интересную работу, которая бы кормила. Зато детей своих берегли, при нас никогда не ссорились, поэтому нам было в семье тепло, мы знали, что нас поймут и никогда не обидят. Отец мечтал о сыне, но не получилось.

Зато со временем у него появилась целая куча внуков, трое наших с сестрой (все мальчики) и четверо от сводных сестер (тоже три мальчика и единственная девочка – Катя). Внуки его обожали, хотя он ничего для этого не делал специально. Просто отдавал им много своего сердечного тепла, всегда и для всех у него было время. Всегда и всем им он был рад. Всех встраивал в дело, мальчишки с удовольствием ходили с ним в гараж, ездили на дачу, возились дома и на даче с инструментами. Это его нисколько не напрягало, наоборот, он считал общение с ними очень важным и нужным.

Он рассказывал мне, что мама ему жаловалась, что она очень уставала от вопросов моей младшей сестры Наташи, которая на каждое слово говорила: «А почему?», а мама пыталась ей на эти «почему» давать полный и обширный ответ. Она же маленькая все хотела знать, а отец умел спокойно выслушивать и отвечать просто, коротко и ясно. Мама работала учителем географии в школе,  ей приходилось целый день общаться с людьми, поэтому дома хотелось просто молчать, да и домашнюю работу быстро переделать, а с нами – не расслабишься. Это сейчас все задним умом понимаешь, а в то время все мои подруги запомнили, что мама была строгая, а отец – очень добрый. .

 В Рудный перебрался и друг отца по Коркино – Василий Артемович Бездетко. Мы с сестрой дружили с его дочерью Галей. Сейчас дети все больше играют в компьютерные игры, а мы собирались у кого-нибудь дома, рисовали, вырезали и разыгрывали целые спектакли с дамами и кавалерами. Причем возраст детей не играл роли, старшие помогали младшим. Зато, какие фасоны платьев для дам мы придумывали! Какие мизансцены! Тут тебе и ручки разовьешь, и фантазию, и говорить научишься. Получали от процесса настоящее удовольствие. В то время шел фильм «Три мушкетера», эту французскую версию смотрели мы по многу раз, оттуда примеры и брали.

Именно Василий Артемович – большой балагур, любитель и любимец женщин, познакомил отца с его второй женой – Ниной Васильевной Муратовой. Наша мама умерла очень рано, на 54 году жизни, саркома лимфатических узлов. Она болела года 2, совершенно исхудала, переливания крови ей делали чуть не каждые 3 месяца. Началось все со слабости, не было сил вести уроки, даже дойти до школы было тяжело, пришлось уйти на выслугу лет. Отец возился с ней до последнего, носил на руках по лестнице в отделение больницы. Врачи по тем временам делали все возможное, но обострение началось резко, внезапно и спасти ее не удалось. Переживали мы эту потерю очень трудно и долго вообще не могли об этом говорить.

Но это время для нас было очень насыщенным важными событиями, у нас сестрой уже было по сыну, причем я с мужем жила в Новосибирске, а Наташа заканчивала институт в Москве, ей надо было делать диплом, сдавать госэкзамены. Отец забрал к себе ее совсем маленького сына – Сашу. Сам же он продолжал работать по сменам по 12 часов. Малышу нашел няню прямо в нашем подъезде. Я летала к нему вместе с маленьким Иваном несколько раз в году, чтобы помогать, кормить его и сидеть с Сашей. Вот друзья отца и озаботились этим положением. Тогда и познакомил Василий Артемович отца с Ниной Васильевной.  Отец за годы жизни с мамой стал очень семейным человеком, привык, чтобы дома его ждали, ценили, чтобы было о ком заботиться. Поэтому и внука забрал сразу, как сестра попросила, хотя как было выживать с маленьким ребенком при его графике работы – это большой вопрос. Тогда-то и появилась в его и нашей жизни Нина Васильевна.

Значительно позже я узнала ее непростую жизнь. А тогда с большим трудом я принимала ее новые порядки в нашей квартире, но не сопротивлялась. Мы с сестрой были далеко и в Рудный возвращаться не собирались. Отец здесь жил один и ему было очень трудно. Он страшно исхудал и постарел.  Самой Нине Васильевне решиться на новую семью и поменять свою жизнь тоже было непросто, у нее подрастали 2 дочери, младше нас, но со своими особенностями и характерами. На  деревообрабатывающей фабрике, где она работала, многие ее не поняли, типа пошла за старика, разница в возрасте у них была почти 10 лет, даже осуждали. Но постепенно все наладилось. Саша к ней привязался, дочери помогали и водили его в детский сад. Мы все перезнакомились и подружились. Думаю, что и ее дочери не все и не сразу приняли в нашем отце. Но его порядочность, ответственность, ровный, дружелюбный характер, надежность, желание защищать и  помогать, сделали свое дело. Внуки всех дочерей, родных и приемных, всегда считали Отца и Нину Васильевну своими родными дедушкой и бабушкой. Правда, отца все звали Дед, он для всех и был Дед (с большой буквы). А, бабушка, так стали все звать Нину Васильевну с легкой руки внуков,  забирала всех пацанят почти на целое лето в Рудный, где они отогревались, вылечивали всякие насморки и простуды, вольно жили в свое удовольствие. В Казахстане можно было бегать босиком, купаться каждый день в Тоболе, орать на даче, целый день пропадать во дворе и возле дома, где было много малышни и всегда было с кем поиграть, побегать, порезвиться. Так в их памяти осталось – в Казахстане всегда жаркое лето и вольная воля!

Такого прекрасного отдыха им никто больше не мог обеспечить, поэтому летом дети рвались в Рудный. Кроме того, бабушка очень хорошо готовила и с удовольствием кормила все это семейство. После каждой поездки в Рудный мне всякий раз рассказывали про бабушкин супчик. А ее булочки, пасхи, пирожки обожало все семейство.

Дети считали, что в Рудном стоит вечное лето. А та атмосфера любви, в которой они купались, осталась с ними навсегда. До сих пор (а им уже 44 и 40 лет) казахские степи – лучшие воспоминания о детстве. Ведь ребенку очень важно ощущать, что его просто любят, при этом не важно, что он натворил вчера и сегодня, главное, он есть и для всех главный, нужный, самый лучший.

            Мы неоднократно говорили с отцом о его новой семье. Он привязался к Нине Васильевна, но прекрасно отдавал себе отчет, что это совершенно другой человек, чем была наша мама, нельзя сравнивать, что было и что стало. Это его новая жизнь, он был готов принять новые порядки и условия, тем более, что вместе им было душевно и хорошо друг с другом. Да и Нина Васильевна очень хотела создать семью. Судьба ее сложилась непросто. Родилась она на Украине в Лозовой, под Харьковом. Мама ее была из богатой семьи, а отец – рабочий, но высокой квалификации. Жили они хорошо, обеспеченно, она помнит, что мама всегда была одета в шелковые платья. Для того времени это действительно что-то значило. С началом войны вся эта жизнь рухнула. В 6 лет она осталась одна с 3-летним братом на оккупированной территории. Отец был эвакуирован с заводом на Урал, а мама сделала подпольный аборт и умерла. Дети скитались практически 2 года. По ее рассказам, их жалели, кормили в деревнях, но никто не оставил у себя. После освобождения восточных районов Украины советскими войсками, таких, потерявших родителей, детей и сирот собирали в детские дома. Только там она начала учиться и училась хорошо, способности были, там же начала заниматься музыкой. В этом интернате учился и ее брат, но отец разыскал их после войны, когда вернулся в родные края. Он к тому времени уже второй раз женился, работал путевым обходчиком, жили они в небольшом щитовом домике на разъезде. Когда он забрал детей к себе, Нина быстро поняла, что они с братом совершенно не нужны мачехе, у которой был свой сын. Зато на нее легла вся домашняя работа, домашняя живность и после окончания семилетки о дальнейшей учебе нужно было забыть. Но ей удалось устроиться на военный завод, где выпускали боеприпасы. Работа была тяжелая и опасная, но хорошо оплачиваемая.

            Позже, уже будучи замужем, Нина Васильевна узнала о строительстве нового города в казахстанской степи и семья решила туда перебраться. Они оба работали в Рудном на деревообрабатывающем комбинате. Нина Васильевна – на станке, а муж – мастером. Но семейная жизнь не сложилась.

            Возможно, имея опыт такой трудной жизни, она пожалела отца, который жил сам с таким малышом и не жаловался. Понимал, что должен помочь дочери и обещал жене, что дочерям будет помогать. Это вызывало большое уважение, да и человек он очень прямой, честный, если что-то обещал – всегда делал. Вот и она привязалась к его внукам, а они к ней ехали охотно, и чувствовали себя там, как дома.

Как живого, вижу отца, в его неизменной шляпе, с сигаретой, с суровым выражением лица и крутящихся рядом пацанят, его внуков, которые все время под руками и ногами, на которых периодически все покрикивают, а они бегают, суетятся, играют, кричат и совершенно счастливы. Это ощущение полного счастья и любви осталось с ними на всю жизнь. До сих пор мои сыновья считают, что в Казахстане всегда тепло, их всегда любят и примут с распростертой душой.

Я очень рада, что им досталась эта любовь, чувство надежности и уверенности, чувство семьи. И всем этим мы обязаны отцу или Деду, как звали его в семье последние годы.

Груздкова О.Н. (Паршина), г.р. 1954, инженер химик-технолог завода «Экран», исполнительный директор Издательства «Сибпринт»

Просим отправлять Ваши оценки и комментарии по адресу
nskveteran@yandex.ru
или оставить комментарий на сайте.